Исследование стратегий уголовного судопроизводства невозможно изолировать от оценки действующей модели уголовно-процессуального права.
Если верно, что понятие «стратегия» в самом общем значении определяется как «искусство планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах»,
[1]то выбор стратегии уголовного судопроизводства должен исходить из реальных социально-исторических условий и прогнозирования влияния уголовной юстиции на состояние общества, правопорядка в нем, на защищенность прав человека.
Но на эти субстанции влияет далеко не только уголовно-процессуальная деятельность, ибо она не автономна. Влияет (наряду с другими факторами) комплексный результат действия всех отраслей права. Поэтому актуальным критерием определения оптимальной стратегии уголовного судопроизводства следует считать степень соответствия уголовно - процессуального права как подсистемы правовой системе государства в целом. «Границы между отдельными отраслями права относительны. Не существует отраслей права единой правовой системы, абсолютно изолированных одна от другой».
[2] Действующее уголовно-процессуальное законодательство этого в должной мере не учитывает.
Фундаментальные принципы правовой системы определяются нормами Конституции, обладающими высшей юридической силой и прямым действием. Недооценка этого обстоятельства просматривается уже в части 1 статьи 1 УПК РФ, гласящей: « Порядок уголовного судопроизводства на территории Российской Федерации устанавливается настоящим Кодексом, основанным на Конституции РФ». Такая формулировка не согласуется с положением о прямом действии Конституции (ст. 15 Конституции РФ, п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. « О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ»).
В формулировке ч. 1 ст. 1 УПК РФ игнорируется также системная связь уголовно-процессуального и смежных отраслей законодательства, хотя сам УПК содержит многочисленные ссылки на другие федеральные законы: на УК РФ (в ст. 25, 28, 31, 56-59, 73, 150, 151 УПК), на ГК РФ (в ст. 45, 54, 55 УПК) на ГПК РФ (ч. 4 ст. 115 УПК), на УИК РФ (ст. 397 УПК), на Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности (п. 1 ч. 1 ст. 40 УПК), нормами которых соответственно регламентируются те или иные уголовно-процессуальные ситуации.
Регулируется уголовно-процессуальная деятельность и международными договорами РФ, что предусмотрено Конституцией РФ (ст.15) и нормами самого УПК (ч. 1 ст. 2, ряд норм части пятой УПК). Ничего об этих источниках права не сказано в ч. 1 ст. 1 УПК.
Этот недочет кодекса тем более заметен, что в других отраслях процессуального законодательства нормы, определяющие систему источников права, сформулированы именно с учетом системной взаимосвязи отраслей (ст. 1 ГПК РФ, ч. 2 ст. 3 Арбитражного процессуального кодекса РФ, ст. 4 Федерального закона «Об оперативно - розыскной деятельности)). Так, ст. 1 ГПК РФ устанавливает, что порядок судопроизводства определяется, прежде всего, Конституцией РФ, Федеральным конституционным законом «О судебной системе РФ», международными договорами, затем уже самим Кодексом и принимаемыми в соответствии с ними федеральными законами.
Если бы речь здесь шла лишь о неудачной формулировке ч. 1 ст. 1 УПК РФ, ее детальный анализ мог бы показаться излишним. Однако, в ней проявился концептуальный порок позиции разработчиков Кодекса, которую можно считать их стратегической позицией.
Так, в главе 2 УПК РФ «Принципы уголовного судопроизводства» отсутствуют такие фундаментальные принципы как равенство всех перед законом и судом, как обеспечение потерпевшим от преступлений права на доступ к правосудию (ст. 19 и 52 Конституции РФ). Игнорирование принципа равенства всех перед законом и судом наиболее рельефно отразилось в главе 52 УПК, которую А.Д. Бойков обоснованно охарактеризовал, как «средоточие юридических льгот для чиновников высокого ранга, включая судей. Крайнее осложнение порядка возбуждения уголовного дела и привлечения к ответственности этих лиц – лучший способ защиты коррупционеров».
[3] Этот вывод подтверждает А.В. Карцев, отмечая, что «наличие неприкосновенности в случае совершения указанными лицами преступления порой приводит к фактической невозможности привлечения виновных к уголовной ответственности…, влечет нарушение прав граждан, потерпевших от незаконных действий данных субъектов».
[4]Определенное пренебрежение к праву потерпевших от преступлений на доступ к правосудию проявилось в целом ряде норм УПК РФ. Нормы Кодекса, признанные за последние годы Конституционным Судом РФ не соответствующими Конституции РФ и не подлежащими применению, ущемляли прежде всего права потерпевших (ч. 7 ст. 236, ч. 4 ст. 237, ч. 9 ст. 246, ст. 405, п. 2 ч. 2 и ч. 3 ст. 413). Перечень подобных норм УПК РФ можно продолжить. Это ч. 4 ст. 108, не допускающая участия потерпевшего в решении судом вопроса о заключении обвиняемого, подозреваемого под стражу (хотя ч. 4 ст. 15 УПК РФ провозглашает равенство перед судом обеих сторон). Это ч. 2 ст. 163 УПК, обязывающая объявить состав следственной группы подозреваемому, обвиняемому, но не потерпевшему (хотя он имеет такое же, как они, право на отвод следователя). Это и отсутствие в перечне прав потерпевшего (ст. 42 УПК) права защищать свои интересы всеми не запрещенными законом способами, хотя в перечнях прав подозреваемого, обвиняемого и защитника (ст. 46,47,53 УПК) такое право есть. Такое право принадлежит потерпевшему в силу ст. 45 Конституции РФ, но в УПК оно отражения не нашло.
Игнорирование системной связи положений УПК РФ с нормами Конституции и смежных отраслей права можно продемонстрировать на примере норм УПК о взаимосвязи уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности. Статья 89 УПК запрещает использование результатов ОРД в процессе доказывания, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам «настоящим Кодексом». Точно такой же подход, требующий соблюдения в доказывании норм лишь самого УПК, а не федеральных законов вообще, мы видим в ч. 3 ст. 7 и в ч. 1 ст. 75 УПК РФ. Между тем ч. 2 ст. 50 Конституции РФ запрещает при осуществлении правосудия использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. УПК РФ по существу вышеуказанными нормами ограничил действие конституционной нормы. К чему это приводит? В процессуальной литературе можно встретить одобрение такого подхода. Так, Н.А. Громов и его соавторы пишут: «Часть 1 ст. 75 УПК РФ, согласующаяся с частью 2 ст50 Конституции РФ… уточняет, что недопустимыми являются доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, а не закона вообще…Например, если были нарушены предусмотренные законом об ОРД правила проведения оперативных мероприятий,… их результаты после проверки процессуальным путем могут использоваться в доказывании по уголовному делу».
[5] Сама мысль о допустимости нарушений закона в ходе оперативно - розыскных мероприятий представляется неприемлемой, тем более – в учебном пособии. Ведь кто–то может из этой теоретической позиции сделать, к примеру, такой вывод: если угрозы и насилие для получения признания применялись к заподозренному в преступлении лицу в процессе оперативно-розыскной, а не следственной деятельности, то подтверждение им вынужденного признания на допросе будет допустимым доказательством. Вряд ли допустим сам по себе подобный подход.
Безусловно правильна диаметрально противоположная позиция, выраженная в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами…» (п.14 ): «В тех случаях, когда в материалах уголовного дела имеются данные об осуществлении проверочной закупки наркотических средств или психотропных веществ, судам надлежит иметь в виду, что необходимым условием законности ее проведения является соблюдение оснований для проведения оперативно-розыскных мероприятий, предусмотренных статьей 7 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», и требований части 7 ст. 8 указанного Федерального закона, в соответствии с которым проверочная закупка веществ, свободная реализация которых запрещена, проводится на основании постановления, утвержденного начальником органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность. Результаты оперативно-розыскного мероприятия могут быть положены в основу приговора, если они получены в соответствии с требованиями закона…»
Стратегия уголовного судопроизводства должна соответствовать назначению уголовного права, ибо целью уголовного процесса является применение уголовного закона «Под реализацией уголовного закона понимаются при этом на только привлечение к уголовной ответственности и назначение наказания, но и отказ от уголовного преследования невиновных».
[6] «Уголовный процесс – путь применения уголовного законодательства страны. Этот вывод принципиален».
[7] Между тем, назначение уголовного процесса, провозглашаемое статьей 6 (ч.1) УПК РФ, которая ограничивает его защитой потерпевших от преступлений лиц, организаций и защитой лиц от незаконного уголовного преследования, не согласуется с более полно и правильно сформулированными задачами уголовного права, состоящими в охране прав человека, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, конституционного строя России от преступных посягательств, в предупреждении преступлений (ст. 2 УК РФ).
Даже в ГПК РФ целями судопроизводства гражданского, основанного на принципе диспозитивности, названы защита прав и законных интересов не только лиц и организаций, но и – государства, муниципальных образований, а также способствование укреплению законности и правопорядка, формированию уважительного отношения к закону, предупреждению правонарушений (ст. 2 ГПК РФ). Тем более неясно, почему УПК РФ не ставит такие же общественно – значимые задачи перед уголовной юстицией, призванной противодействовать преступной, т.е. общественно опасной деятельности, и функционирующей поэтому в режиме принципа публичности.
[8]Думается, что выработка стратегии уголовного судопроизводства должна учитывать концептуальную позицию Конституции РФ, сочетающей признание человека, его прав и свобод высшей ценностью (ст.2) с возможностью их ограничения в той мере, в какой это необходимо для защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, для обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55).
Правы А.Н. Баранов и С.В. Супрун, полагающие, что основная задача уголовного процесса – охрана общества и государства от преступных посягательств. «Именно для этого он создавался и для этого он существует в первую очередь. …Интересы отдельной личности не могут быть выше интересов общества в целом… Часть не может быть больше или ценнее целого. Данное суждение верно для систем любого уровня… Система, в которой превалируют интересы ее отдельных подсистем, обречена на неминуемый распад. …Поэтому требование защиты общества и государства обязательно подлежит закреплению в УПК».
[9] Только надежная защита общества от преступных посягательств может быть реальной гарантией защиты от преступлений члена общества – человека, его прав и свобод. Одновременно каждый должен быть защищен и от необоснованного уголовного преследования, любого другого незаконного ограничения прав и свобод в уголовном судопроизводстве.