Мищенко Елена Валерьевна, к.ю.н., доцент, декан юридического факультета Оренбургского государственного университета
Участие адвоката – защитника в уголовном судопроизводстве есть важнейшая гарантия обеспечения прав и законных интересов личности – участника процесса. Конституция Российской Федерации закрепила право каждого на получение квалифицированной юридической помощи. Во исполнение конституционной нормы Уголовно-процессуальный кодекс РФ
[1]закрепляет право для некоторых участников процесса на защиту, в том числе и право иметь защитника. Это право особого рода, поскольку «оно обеспечивает высокий уровень защиты по сравнению с другими правами, гарантией чего служат высшее юридическое образование, опыт работы, правовая природа адвокатуры как профессионального сообщества, являющегося институтом гражданского общества, независимого от органов государственной власти и местного самоуправления»
[2].
Как справедливо отмечал И.Я. Фойницкий, «незнание законов лишает лицо возможности ограждать свои права и бороться против тонких юридических построений»
[3]. В уголовном судопроизводстве человеку противостоит мощный аппарат юристов-профессионалов, имеющих хорошую теоретическую подготовку и опыт правоприменительной деятельности. Именно поэтому законодатель называет в главе 7 среди участников уголовного судопроизводства со стороны защиты – защитника, который призван осуществлять защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывать им юридическую помощь при производстве по уголовному делу. Думается, что здесь имеет место не совсем точная формулировка в определении защитника, поскольку в оказании юридической помощи и защите прав и интересов нуждаются не только обвиняемые и подозреваемые, но и другие участники процесса (п. 5 ст. 189 УПК). Причем, некоторые из них без такой помощи не смогут в полной мере в уголовном процессе реализовать предоставленные им законом права. Речь идет, в первую очередь, о лицах, совершивших общественно опасные деяния и страдающих психическим расстройством.
Любому лицу свободное, беспрепятственное и целенаправленное использование предоставленных прав открывает доступ к правосудию, дает возможность иметь полное представление о его роли в расследовании преступления, позволяет участвовать в процедурах предварительного следствия и судебного разбирательства, принимать активное участие в собирании, проверке и оценке доказательств.
[4] Однако все выше перечисленное возможно только в том случае, если лицо не лишено индивидуальных физических и психических свойств и способностей. Отсутствие или утрата последних делает невозможным его активное участие в судопроизводстве. Не вызывает сомнения, что лица, страдающие психическим расстройством в большей степени нуждаются в создании надежных гарантий использования ими своих прав. Среди всех видов процессуальной деятельности при производстве по такой категории дел особая роль принадлежит защитнику.
Деятельность защитника различается в зависимости от того, чьи права и интересы он защищает. Если лицо обвиняется в совершении преступления, то деятельность защитника направлена на установление всех обстоятельств, смягчающих его ответственность, либо на опровержение предъявленного обвинения. Если же защитник участвует в уголовном деле, где решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера, то его деятельность будет носить специфический характер. Это связано с тем, что его подзащитный не является субъектом преступления и не привлекается к уголовной ответственности.
В этой связи в научной литературе высказывалось мнение, что «невменяемые в качестве обвиняемых не привлекаются, в совершении преступления не обвиняются и поэтому защищаться тут не от чего»
[5]. Полагаем, что сторонники такой позиции слишком «узко» понимают сущность и назначение защиты в уголовном судопроизводстве.
Заметим, что ученые неоднозначно понимают и толкуют данный термин. Материальный и формальный смысл вкладывал в него профессор И.Я. Фойницкий. По его мнению, защита в материальном смысле есть ответ по обвинению и образует собою совокупность процессуальных прав и мер, направленных к ограждению невиновности подсудимого и его прав и интересов перед уголовным судом. Защита в материальном смысле, в отличие от защиты в формальном смысле, означает право подсудимого иметь представителя перед судом уголовным.
[6] Подобная трактовка понятия защиты как нельзя лучше применима к производству по применению принудительных мер медицинского характера, поскольку деятельность защитника здесь носит характер представительства.
З.В. Макарова включает в понятие защиты прав недопущение и предупреждение их нарушения, а в случае нарушения прав – их восстановление и возмещение причиненного вреда. По ее мнению, в этом смысле в уголовном процессе защищаются права, свободы и законные интересы всех участников, несмотря на различия выполняемых ими уголовно-процессуальных функций. Исходя из этого, защиту в уголовном процессе в широком смысле следует понимать как предоставленную законном возможность применять (для государственных органов) или требовать применения (для иных участников уголовного процесса) мер правоохранительного и принудительного характера для недопущения неправомерных действий в отношении участников уголовного судопроизводства и восстановления их нарушенных прав.
[7] Такое понятие защиты нам представляется наиболее точным, поскольку, во-первых, оно согласуется с назначением уголовного судопроизводства, а, во-вторых, охватывает всех участников процесса, не зависимо от их функций и деятельности.
Производство о применении принудительных мер медицинского характера, несмотря на особый характер, находится в рамках единой процессуальной формы. По мнению профессора М.С. Строговича, некоторые особенности судопроизводства по делам о применении принудительных мер медицинского характера вполне оправданны, тем более, что здесь нет никаких упрощений процессуальной формы, а есть даже некоторое ее усложнение: установление дополнительных гарантий.
[8] Следовательно, и деятельность защитника имеет особенности в таком производстве.
Согласно ч. 2 ст. 49 УПК в качестве защитников допускаются адвокаты, т.е лица, имеющие высшее юридическое образование, что вполне отвечает требованиям оказания квалифицированной помощи участникам уголовного процесса. Вместе с тем, при производстве у мирового судьи в качестве защитника могут быть допущены близкие родственники или иное лицо, о допуске которого ходатайствует обвиняемый. Это означает, что законодатель не предусматривает никакого ограничения, и последнее положение в полной мере распространяется на производство по применению принудительных мер медицинского характера. Такой подход явно не способствует усилению защиты прав лица, в отношении которого решается вопрос о применении принудительного лечения. Поэтому в рамках реализации принципа состязательности по рассматриваемой категории дел, следует дополнить ст. 438 УПК частью 2 и изложить ее в следующей редакции: «По уголовным делам о применении принудительных мер медицинского характера в качестве защитников допускаются адвокаты, имеющие стаж работы по специальности не менее 5 лет».
Подобная категоричность в этом вопросе обусловлена тем, что деятельность защитника в производстве по делам о применении принудительных мер медицинского характера в большинстве случаев носит представительный характер. Защитник свободен от мнения подзащитного в выборе позиции по делу. Его деятельность направлена на выяснение лишь тех обстоятельств, которые ограждают права и законные интересы лица, страдающего психическим расстройством, и не может им противоречить.
Установление 5 летнего стажа работы позволит повысить качественный уровень защиты. Кроме того, адвокату не помешали бы знания основ психологии и психиатрии. Более чем 10 летний опыт работы адвокатом позволили автору данной статьи сделать вывод, что такие познания необходимы не только в общении с лицом, страдающим психическим расстройством, но и при назначении и производстве следственных действий. В отдельных случаях адвокату следует в ходатайстве обосновать необходимость назначения и производства судебно-психиатрической либо комплексной психолого-психиатрической экспертизы, поскольку следователи «не торопятся» это делать, расценивая возможное заключение эксперта как создание дополнительных «трудностей» в производстве по делу либо как попытку обвиняемого (подозреваемого) уйти от ответственности.
Так, по уголовному делу по обвинению К. по ч. 4 ст. 228 УК РФ следователь транспортной прокуратуры г. Оренбурга отказывался назначать стационарную психолого-психиатрическую экспертизу, мотивируя это тем, что психическое здоровье обвиняемого не вызывает сомнений. Однако после обжалования адвокатом отказа прокурору, следователь все же вынес постановление, но о назначении амбулаторной психиатрической экспертизы. На удивление следователя эксперты заключение не дали, а рекомендовали дополнить материалы дела данными о личности обвиняемого и назначить стационарную психолого-психиатрическую экспертизу.
Адвокат, в свою очередь, подал повторное ходатайство о назначении стационарной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, где мотивированно, на основе самостоятельно собранных материалов (справок из лечебных учреждений и характеристик) и познаний в области психиатрии и психологии обосновал ее необходимость. Только после этого следователь вынес необходимое постановление. Заключение экспертов крайне удивило следователя, поскольку выводы гласили о том, что испытуемый на момент совершения преступления страдал психическим расстройством, не исключающее вменяемость (ст. 22 УК РФ). Таким образом, только компетентность и настойчивость адвоката позволили собрать наиболее полные данные о личности обвиняемого и, как следствие, позволили экспертам диагностировать психическое расстройство.
Отказ от защитника по таким делам не подлежит удовлетворению со стороны лиц, ведущих производство. Обязательность участия защитника установлена в пп. 3 п. 1 ст. 51 УПК. Таким образом, государство гарантирует лицу, страдающему психическим расстройством, в уголовном процессе реализацию его права на защиту.
Определение момента допуска защитника к участию в деле было и остается спорным вопросом в научной литературе на протяжении ни одного десятилетия.
В соответствии со ст. 438 УПК участие защитника в производстве по применению принудительных мер медицинского характера обязательно с момента вынесения постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Однако действующая норма не в полной мере гарантирует своевременное вступление защитника в дело. В ранних работах
[9] нами уже отмечалось, что законодатель не определяет на каком этапе предварительного следствия следует назначать экспертизу (как, впрочем, проводить и любое другое следственное действие). Соответственно, вынесение постановления о назначении экспертизы зависит от усмотрения следователя, а это значит, что экспертиза может быть назначена и в конце предварительного следствия, когда большинство следственных действий уже проведено.
По данным М.Ш. Буфетовой
[10] в 75% случаев постановление о назначении экспертизы выносилось в конце предварительного следствия.
Р.М. Шагеева отмечает, что по 64% уголовных дел подобные постановления выносились непосредственно перед истечением двухмесячного срока следствия. Причем как основание для его продления указывалась необходимость проведения экспертизы
[11]. Проведенные нами исследования по этому вопросу показали, что следователи не стремятся назначать экспертизу сразу, даже если уже располагают сведениями о возможном психическом расстройстве лица, объясняя это возможностью проведения следственных действий без привлечения дополнительных участников (законного представителя, защитника). В этом случае возникает вопрос о допустимости доказательств, полученных таким образом.
Но это лишь теоретически, поскольку практически установить умышленное оттягивание назначения экспертизы невозможно. Вот и получается, что все это время лицо, совершившее общественно опасное деяние и страдающее психическим расстройством, не реализует в полной мере свое право на защиту.
Следует отметить, что ранее действовавшая ст. 405 УПК РСФСР определяла допуск участия защитника в дело с «момента факта душевного заболевания». Подобная формулировка также не отличалась конкретностью, так как в ней не было определено «в какой момент предварительного следствия и посредством чего должен устанавливаться этот факт»
[12].
Т.А. Михайлова, определяя момент допуска защитника по делам о применении принудительных мер медицинского, писала: «… по таким делам защитник должен вступать в дело с того момента, как только будет установлен факт душевного заболевания лица, совершившего общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом».
[13] Думается, что и такая формулировка не вносит ясности в решение этого вопроса, поскольку остается непонятным: каким образом следует устанавливать этот факт.
Мы придерживаемся точки зрения, высказанной А.П.Гуськовой, что таким моментом является момент появления в деле документов, предполагающих наличие психического заболевания лица. Стало быть, факт установления душевного заболевания на предварительном следствии на основе медицинского документа порождает право на участие в деле защитника
[14]. Следовательно, с этого момента следственные действия не могут проводиться без участия защитника. А это служит своего рода гарантией реализации процессуальных прав такого лица и вместе с тем обеспечивает полноту исследования обстоятельств дела и защиту его законных интересов. Особенно это необходимо тогда, когда в силу болезненного состояния больной не может участвовать в следственных действиях. Это в полной мере относится и к процедуре назначения экспертизы, когда лицо не знакомится с постановлением в силу болезненного состояния психики и, тем самым, лишено возможности реализовать свои права и отстаивать свои законные интересы. Поэтому необходимость вступления защитника в дело при наличии документов, вызывающих сомнения в психической полноценности лица, то есть до назначения судебно-психиатрической экспертизы, обусловлена, прежде всего, охраной прав и интересов такого лица. Источниками таких сведений могут быть справки медицинских учреждений, истории болезни, медицинские карточки и т.п.
Однако сведения о наличии психического расстройства могут появиться в деле только в конце предварительного следствия, когда помощь защитника сводится к минимуму. В этой связи, полагаем, было бы целесообразно по таким делам допускать защитника к участию в деле с того момента, когда он становится подозреваемым.
Вопрос охраны прав и законных интересов касается не только лица, страдающего психическим расстройством, но и любого другого лица, подозреваемого в совершении преступления. В этой связи, следует процессуально закрепить по всем уголовным делам участие защитника с момента первого допроса в качестве подозреваемого. Таким образом, отпадет проблема по моменту допуска защитника и по делам о применении принудительных мер медицинского характера.
В заключении отметим, что участие защитника в производстве по делам о применении принудительных мер медицинского характера является важнейшей гарантией соблюдения прав и законных интересов лица, страдающего психическим расстройством. Вместе с тем, законодательные нормы, регулирующие участие защитника в таком производстве нуждаются в существенных доработках, что, безусловно, сказывается на качестве уголовно-процессуальной деятельности.